•  И.С.Тургенев "Отцы и дети". Главы XVI - XX

    10.04.2019

    На вопрос Литература 10 класс отцы и дети МОЛЮ!!! заданный автором Европейский лучший ответ это Любовь к ней коренным образом меняет выраженность нигилизма у Евгения - он «уверовал» в любовь.
    В один прекрасный момент на жизненном пути Базарова, уверенного в себе, в своих силах, в своей правоте, появилась Анна Сергеевна Одинцова. В результате общения с ней, постепенно, Базаров начинает осознавать, что он …влюбился! Сцена его признания Одинцовой (18 глава романа) – один из кульминационных моментов произведения.
    Интересно, что инициатором откровенных бесед «по душам» с героем становится Анна Сергеевна. Она упорно добивается того, чтобы Базаров открыл ей душу, рассказал о своих планах на будущее, о своих чувствах, впечатлениях. Мы замечаем, что больше всего ее интересует, какое впечатление она произвела на Евгения Васильевича.
    Чем это объясняется? Самолюбием красивой женщины, ищущей подтверждение своей прелести? Конечно, и этим тоже. Но, на мой взгляд, не только этим. Одинцова и сама испытывает большую симпатию к Базарову, если не сказать больше – она влюблена в героя. И путем долгих уловок эта женщина «выуживает» признание Базарова в его чувствах к ней: «Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно.. .Вот чего вы добились» .
    Но чего эти простые слова стоили Евгению Васильевичу! Тургенев описывает состояние своего героя: «Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая - страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей... »
    Важным здесь мне кажется упоминание злобы. Почему герой злился, на кого? Я думаю, что на Одинцову и на самого себя, в первую очередь. Ведь что значит любовь для Базарова-нигилиста? Он отрицал это чувство, считал его уделом изнеженных, никчемных аристократов. О себе Базаров был другого мнения: он, сильный, способный управлять своей жизнью, никогда ничего подобного не будет испытывать. Потому что любовь делает человека жалким, да и вообще, этого возвышенного чувства не существует в природе. Есть лишь зов плоти, физиология.
    А теперь Базаров убедился, что и он подвержен «этой болезни». Его влюбленность обозначает полный крах его теории, полное разочарование в себе самом. Любовь к Одинцовой – настоящая трагедия для героя, которая усиливается тем, что Одинцова никогда не решится на взаимные чувства.
    Мы понимаем, что эта женщина влюблена в Базарова. Автор отдельными штрихами показывает нам это: «Или? » - произнесла она вдруг, и остановилась, и тряхнула кудрями.. .Она увидала себя в зеркале; ее назад закинутая голова с таинственною улыбкой
    на полузакрытых, полураскрытых глазах и губах, казалось, говорила ей в этот миг что-то такое, от чего она сама смутилась... » Но Одинцова решает, что «спокойствие все-таки лучше всего на свете» , и отказывается от своих чувств.
    Таким образом, 18 глава романа «Отцы и дети» является одним из важнейших эпизодов всего произведения. Она представляет собой сцену объяснения в любви Базарова и Одинцовой, раскрывает отношение обоих к своему чувству, показывает, насколько поворотным и значимым становится это признание для главного героя романа.
    Можно сказать, что в данном эпизоде Базаров предстает совсем другим человеком -здесь раскрывается весь драматизм его положения, четко обозначается трагизм дальнейшей судьбы героя.
    ссылка

    Анна Сергеевна ласково поглядела на них, протянула обоим свою красивую белую руку и, подумав немного, с нерешительною, но хорошею улыбкой проговорила:

    – Если вы, господа, не боитесь скуки, приезжайте ко мне в Никольское.

    – Помилуйте, Анна Сергеевна, – воскликнул Аркадий, – я за особенное счастье почту…

    – А вы, мсьё Базаров?

    Базаров только поклонился – и Аркадию в последний раз пришлось удивиться: он заметил, что приятель его покраснел.

    – Ну? – говорил он ему на улице, – ты все того же мнения, что она – ой-ой-ой?

    – А кто ее знает! Вишь, как она себя заморозила! – возразил Базаров и, помолчав немного, прибавил: – Герцогиня, владетельная особа. Ей бы только шлейф сзади носить да корону на голове.

    – Наши герцогини так по-русски не говорят, – заметил Аркадий.

    – В переделе была, братец ты мой, нашего хлеба покушала.

    – А все-таки она прелесть, – промолвил Аркадий.

    – Этакое богатое тело! – продолжал Базаров. – Хоть сейчас в анатомический театр.

    – Перестань, ради бога, Евгений! это ни на что не похоже.

    – Ну, не сердись, неженка. Сказано – первый сорт. Надо будет поехать к ней.

    – Да хоть послезавтра. Что нам здесь делать-то! Шампанское с Кукшиной пить? Родственника твоего, либерального сановника, слушать?.. Послезавтра же и махнем. Кстати – и моего отца усадьбишка оттуда недалеко. Ведь это Никольское по *** дороге?

    – Optime. Нечего мешкать; мешкают одни дураки – да умники. Я тебе говорю: богатое тело!

    Три дня спустя оба приятеля катили по дороге в Никольское. День стоял светлый и не слишком жаркий, и ямские сытые лошадки дружно бежали, слегка помахивая своими закрученными и заплетенными хвостами. Аркадий глядел на дорогу и улыбался, сам не зная чему.

    – Поздравь меня, – воскликнул вдруг Базаров, – сегодня 22 июня, день моего ангела. Посмотрим, как-то он обо мне печется. Сегодня меня дома ждут, – прибавил он, понизив голос… – Ну, подождут, что за важность!

    Усадьба, в которой жила Анна Сергеевна, стояла на пологом открытом холме, в недальнем расстоянии от желтой каменной церкви с зеленою крышей, белыми колоннами и живописью al fresco над главным входом, представлявшею «Воскресение Христово» в «итальянском» вкусе. Особенно замечателен своими округленными контурами был распростертый на первом плане смуглый воин в шишаке. За церковью тянулось в два ряда длинное село с кое-где мелькающими трубами над соломенными крышами. Господский дом был построен в одном стиле с церковью, в том стиле, который известен у нас под именем Александровского; дом этот был также выкрашен желтою краской, и крышу имел зеленую, и белые колонны, и фронтон с гербом. Губернский архитектор воздвигнул оба здания с одобрения покойного Одинцова, не терпевшего никаких пустых и самопроизвольных, как он выражался, нововведений. К дому с обеих сторон прилегали темные деревья старинного сада, аллея стриженых елок вела к подъезду.

    Приятелей наших встретили в передней два рослые лакея в ливрее; один из них тотчас побежал за дворецким. Дворецкий, толстый человек в черном фраке, немедленно явился и направил гостей по устланной коврами лестнице в особую комнату, где уже стояли две кровати со всеми принадлежностями туалета. В доме, видимо, царствовал порядок: все было чисто, всюду пахло каким-то приличным запахом, точно в министерских приемных.

    – Анна Сергеевна просят вас пожаловать к ним через полчаса, – доложил дворецкий. – Не будет ли от вас покамест каких приказаний?

    – Никаких приказаний не будет, почтеннейший, – ответил Базаров, – разве рюмку водочки соблаговолите поднести.

    – Слушаю-с, – промолвил дворецкий не без недоуменья и удалился, скрипя сапогами.

    – Какой гранжанр! – заметил Базаров, – кажется, это так по-вашему называется? Герцогиня, да и полно.

    – Хороша герцогиня, – возразил Аркадий, – с первого раза пригласила к себе таких сильных аристократов, каковы мы с тобой.

    – Особенно я, будущий лекарь, и лекарский сын, и дьячковский внук… Ведь ты знаешь, что я внук дьячка?.. Как Сперанский, – прибавил Базаров после небольшого молчания и скривив губы. – А все-таки избаловала она себя; ох, как избаловала себя эта барыня! Уж не фраки ли нам надеть?

    Аркадий только плечом пожал… но и он чувствовал небольшое смущение.

    Полчаса спустя Базаров с Аркадием сошли в гостиную. Это была просторная, высокая комната, убранная довольно роскошно, но без особенного вкуса. Тяжелая дорогая мебель стояла в обычном чопорном порядке вдоль стен, обитых коричневыми обоями с золотыми разводами; покойный Одинцов выписал ее из Москвы через своего приятеля и комиссионера, винного торговца. Над средним диваном висел портрет обрюзглого белокурого мужчины – и, казалось, недружелюбно глядел на гостей. «Должно быть, сам, – шепнул Базаров Аркадию и, сморщив нос, прибавил: – Аль удрать?» Но в это мгновение вошла хозяйка. На ней было легкое барежевое платье; гладко зачесанные за уши волосы придавали девическое выражение ее чистому и свежему лицу.

    – Благодарствуйте, что сдержали слово, – начала она, – погостите у меня: здесь, право, недурно. Я вас познакомлю с моей сестрою, она хорошо играет на фортепьяно. Вам, мсьё Базаров, это все равно; но вы, мсьё Кирсанов, кажется, любите музыку; кроме сестры, у меня живет старушка тетка, да сосед один иногда наезжает в карты играть: вот и все наше общество. А теперь сядем.

    Одинцова произнесла весь этот маленький спич с особенною отчетливостью, словно она наизусть его выучила; потом она обратилась к Аркадию. Оказалось, что мать ее знавала Аркадиеву мать и была даже поверенною ее любви к Николаю Петровичу. Аркадий с жаром заговорил о покойнице; а Базаров между тем принялся рассматривать альбомы. «Какой я смирненький стал», – думал он про себя.

    Красивая борзая собака с голубым ошейником вбежала в гостиную, стуча ногтями по полу, а вслед за нею вошла девушка лет восемнадцати, черноволосая и смуглая, с несколько круглым, но приятным лицом, с небольшими темными глазами. Она держала в руках корзину, наполненную цветами.

    – Вот вам и моя Катя, – проговорила Одинцова, указав на нее движением головы.

    Катя слегка присела, поместилась возле сестры и принялась разбирать цветы. Борзая собака, имя которой было Фифи, подошла, махая хвостом, поочередно к обоим гостям и ткнула каждого из них своим холодным носом в руку.

    – Это ты все сама нарвала? – спросила Одинцова.

    – Сама, – отвечала Катя.

    – A тетушка придет к чаю?

    – Придет.

    Когда Катя говорила, она очень мило улыбалась, застенчиво и откровенно, и глядела как-то забавно-сурово, снизу вверх. Все в ней было еще молодо-зелено: и голос, и пушок на всем лице, и розовые руки с беловатыми кружками на ладонях, и чуть-чуть сжатые плечи… Она беспрестанно краснела и быстро переводила дух.

    Одинцова обратилась к Базарову.

    – Вы из приличия рассматриваете картинки, Евгений Васильич, – начала она. – Вас это не занимает. Подвиньтесь-ка лучше к нам, и давайте поспоримте о чем-нибудь.

    Базаров приблизился.

    – О чем прикажете-с? – промолвил он.

    – О чем хотите. Предупреждаю вас, что я ужасная спорщица.

    – Я. Вас это как будто удивляет. Почему?

    – Потому что, сколько я могу судить, у вас нрав спокойный и холодный, а для спора нужно увлечение.

    – Как это вы успели меня узнать так скоро? Я, во-первых, нетерпелива и настойчива, спросите лучше Катю; а во-вторых, я очень легко увлекаюсь.

    Базаров поглядел на Анну Сергеевну.

    – Может быть, вам лучше знать. Итак, вам угодно спорить, – извольте. Я рассматривал виды Саксонской Швейцарии в вашем альбоме, а вы мне заметили, что это меня занять не может. Вы это сказали оттого, что не предполагаете во мне художественного смысла, – да, во мне действительно его нет; но эти виды могли меня заинтересовать с точки зрения геологической, с точки зрения формации гор, например.

    Старики Базаровы, совсем не ждавшие сына, очень ему обрадовались. Он заявил отцу, что приехал на шесть недель, чтобы поработать, и попросил ему не мешать.

    Евгений запирался в отцовском кабинете, а старики боялись дышать и ходили на цыпочках, чтобы не потревожить его.

    Но вскоре одиночество надоело ему, Лихорадка работы сменилась тоскливой скукой и глухим беспокойством, и молодой человек начал искать общества: пил чай в гостиной, бродил по огороду с Василием Ивановичем и даже спрашивал об отце Алексее. Во Всех его движениях появилась какая-то усталость. что очень беспокоило отца.

    Иногда Базаров отправлялся в деревню и разговаривал с мужиками, которые ответствовали с патриархально добродушной певучестью, а между собой посмеивались над ним и довольно грубо утверждали, что он ничего в их жизни не понимает. Наконец он нашел себе занятие: стал помогать отцу лечить крестьян. Василий Иванович был очень рад этому и с гордостью говорил, что сын его – самый замечательный врач из всех, кого он знал.

    Однажды из соседней деревни привезли мужика, умирающего от тифа. Василий Иванович с сожалением сказал после осмотра, что ничем помочь уже не в силах, и действительно — больной умер, не доехав до дома.

    Дня три спустя Евгений вошел к отцу в комнату и попросил у него адский камень, чтобы прижечь ранку. Оказалось, он порезал палец, помогая уездному врачу при
    вскрытии того самого мужика, умершего от тифа. Прижигать было уже поздно, потому что поранился он еще утром и, возможно, уже заразился. С этого момента отец стал пристально наблюдать за сыном. Он не спал по ночам, и Арина Власьевна, которой он, разумеется, ничего не сказал, стала приставать к мужу, почему тот не спит.

    На Третий день у Базарова пропал аппетит и начала болеть голова, его то бросало в жар, то знобило. Он сказал матери, что простудился, и вышел из комнаты.

    Арина Власьевна занялась приготовлением чая из липового цвета, а Василий Иванович вышел в соседнюю комнату и молча схватился за волосы.
    Евгений в этот день уже не вставал. Ему становилось все хуже и хуже. В доме установилась странная тишина, вокруг словно потемнело. С лица Василия Ивановича не сходило выражение изумления, Арина Власьевна начала сильно беспокоиться.

    Послали в город за доктором. Базаров сказал отцу, что они оба отлично понимают, что он заражен и через несколько дней умрет. Отец пошатнулся, словно кто его по ногам ударил, и пролепетал, что это неправда и что Евгений всего лишь простудился. Базаров приподнял край рубахи и показал отцу выступившие на теле зловещие красные пятна, являвшиеся признакам и заражения.

    Штаб-лекарь ответил, что вылечит его, но сын сказал, что родителям остается только молиться за него, и попросил отца послать нарочного к Одинцовой, чтобы передать ей, что он умирает и велел ей кланяться. Василий Иванович пообещал самолично написать письмо Одинцовой и, выйдя из комнаты, сказал жене, что сын умирает, и велел ей молиться.

    Базаров, как мог, утешал родителей, но ему с каждым часом становилось хуже. У матери все валилось из рук, отец предлагал различные способы лечения. Тимофеич отправился к Одинцовой. Ночь прошла для больного тяжело, его мучил жестокий жар.

    Утром Евгению стало легче. Он выпил чаю и попросил мать, чтобы та его причесала. Василий Иванович немного оживился: он решил, что кризис прошел и теперь дело пойдет на поправку. Однако перемена к лучшему продолжалась недолго, приступы болезни возобновились. Родители попросили у сына разрешения позвать к нему священника, но он считал, что спешить незачем. Вдруг послышался стук колес, и во двор въехала карета. Старик бросился на крыльцо. Ливрейный лакей отворил дверцу.

    Из кареты вышла дама в черной мантилье и под черной вуалью. Она представилась Одинцовой и попросила провести ее к больному, сказав, что привезла с собой доктора. Василии Иванович схватил ее руку и судорожно прижал к своим губам. Арина Власьевна, ничего не понимая, выбежала из домика, упала к ногам приезжей и начала, как безумная, целовать ее платье. Опомнившись, отец провел врача в свой кабинет, где лежал Евгений, и сказал сыну, что приехала Анна Сергеевна. Базаров захотел ее увидеть, но сперва его осмотрел доктор.

    Полчаса спустя Анна Сергеевна вошла в кабинет. Доктор успел шепнуть ей, что больной безнадежен. Женщина взглянула на Базарова и остановилась у двери, до того поразило ее его воспаленное и в то же время мертвенное лицо.

    Она просто испугалась и в то же время осознала, что если бы она любила его, то почувствовала бы совсем не то. Евгений поблагодарил ее за то, что приехала, сказал, что она очень красивая и добрая, и попросил ее не подходить к нему близко, потому что болезнь очень заразна.

    Анна Сергеевна тут же быстро подошла к нему и села на кресло возле дивана, на котором лежал больной. Он просил у нее прощения за все, попрощался с ней.

    Потом он стал бредить, а когда она окликнула его, попросил, чтобы Одинцова его поцеловала. Анна Сергеевна приложилась губами к его лбу и тихо вышла. Она шепотом сказала Василию Ивановичу, что больной заснул.

    Базарову уже не суждено было проснуться. К вечеру он впал в совершенное беспамятство, а на следующий день умер. Когда его соборовали, один глаз его открылся и на лице появилось выражение ужаса. Когда же он испустил последний вздох, в доме поднялось всеобщее стенание. Василий Иванович впал в исступление и стал роптать на Бога, но Арина Власьевна, вся в слезах, повисла у него на шее, и они вместе пали ниц.

    На следующий день, когда Одинцова явилась к чаю, Базаров долго сидел, нагнувшись над своею чашкою, да вдруг взглянул на нее... Она обернулась к нему, как будто он ее толкнул, и ему показалось, что лицо ее слегка побледнело за ночь. Она скоро ушла к себе в комнату и появилась только к завтраку. С утра погода стояла дождливая, не было возможности гулять. Все общество собралось в гостиную. Аркадий достал последний нумер журнала и начал читать. Княжна, по обыкновению своему, сперва выразила на лице своем удивление, точно он затевал нечто неприличное, потом злобно уставилась на него; но он не обратил на нее внимания. — Евгений Васильевич, — проговорила Анна Сергеевна, — пойдемте ко мне... Я хочу у вас спросить... Вы назвали вчера одно руководство... Она встала и направилась к дверям. Княжна посмотрела вокруг с таким выражением, как бы желала сказать: «Посмотрите, посмотрите, как я изумляюсь!» — и опять уставилась на Аркадия, но он возвысил голос и, переглянувшись с Катей, возле которой сидел, продолжал чтение. Одинцова скорыми шагами дошла до своего кабинета. Базаров проворно следовал за нею, не поднимая глаз и только ловя слухом тонкий свист и шелест скользившего перед ним шелкового платья. Одинцова опустилась на то же самое кресло, на котором сидела накануне, и Базаров занял вчерашнее свое место. — Так как же называется эта книга? — начала она после небольшого молчания. — Pelouse et Frémy, Notions générales ... — отвечал Базаров. — Впрочем, можно вам также порекомендовать Ganot, Traité élémentaire de physique expérimentale . В этом сочинении рисунки отчетливее, и вообще этот учебник... Одинцова протянула руку. — Евгений Васильевич, извините меня, но я позвала вас сюда не с тем, чтобы рассуждать об учебниках. Мне хотелось возобновить наш вчерашний разговор. Вы ушли так внезапно... Вам не будет скучно? — Я к вашим услугам, Анна Сергеевна. Но о чем бишь беседовали мы вчера с вами? Одинцова бросила косвенный взгляд на Базарова. — Мы говорили с вами, кажется, о счастии. Я вам рассказывала о самой себе. Кстати вот, я упомянула слово «счастие». Скажите, отчего, даже когда мы наслаждаемся, например, музыкой, хорошим вечером, разговором с симпатическими людьми, отчего все это кажется скорее намеком на какое-то безмерное, где-то существующее счастие, чем действительным счастьем, то есть таким, которым мы сами обладаем? Отчего это? Или вы, может быть, ничего подобного не ощущаете? — Вы знаете поговорку: «Там хорошо, где нас нет», — возразил Базаров, — притом же вы сами сказали вчера, что вы не удовлетворены. А мне в голову, точно, такие мысли не приходят. — Может быть, они кажутся вам смешными? — Нет, но они мне не приходят в голову. — В самом деле? Знаете, я бы очень желала знать, о чем вы думаете? — Как? я вас не понимаю. — Послушайте, я давно хотела объясниться с вами. Вам нечего говорить, — вам это самим известно, — что вы человек не из числа обыкновенных; вы еще молоды — вся жизнь перед вами. К чему вы себя готовите? какая будущность ожидает вас? Я хочу сказать — какой цели вы хотите достигнуть, куда вы идете, что у вас на душе? Словом, кто вы, что вы? — Вы меня удивляете, Анна Сергеевна. Вам известно, что я занимаюсь естественными науками, а кто я... — Да, кто вы? — Я уже докладывал вам, что я будущий уездный лекарь. Анна Сергеевна сделала нетерпеливое движение. — Зачем вы это говорите? Вы этому сами не верите. Аркадий мог бы мне отвечать так, а не вы. — Да чем же Аркадий... — Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует. Вы — с вашим самолюбием — уездный лекарь! Вы мне отвечаете так, чтобы отделаться от меня, потому что вы не имеете никакого доверия ко мне. А знаете ли, Евгений Васильевич, что я умела бы понять вас: я сама была бедна и самолюбива, как вы; я прошла, может быть, через такие же испытания, как и вы. — Все это прекрасно, Анна Сергеевна, но вы меня извините... я вообще не привык высказываться, и между вами и мною такое расстояние... — Какое расстояние? Вы опять мне скажете, что я аристократка? Полноте, Евгений Васильич; я вам, кажется, доказала... — Да и кроме того, — перебил Базаров, — что за охота говорить и думать о будущем, которое большею частью не от нас зависит? Выйдет случай что-нибудь сделать — прекрасно, а не выйдет — по крайней мере тем будешь доволен, что заранее напрасно не болтал. — Вы называете дружескую беседу болтовней... Или, может быть, вы меня, как женщину, не считаете достойною вашего доверия? Ведь вы нас всех презираете. — Вас я не презираю, Анна Сергеевна, и вы это знаете. — Нет, я ничего не знаю... но положим: я понимаю ваше нежелание говорить о будущей вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит... — Происходит! — повторил Базаров, — точно я государство какое или общество! Во всяком случае, это вовсе не любопытно; и притом разве человек всегда может громко сказать все, что в нем «происходит»? — А я не вижу, почему нельзя высказать все, что имеешь на душе. — Вы можете? — спросил Базаров. — Могу, — отвечала Анна Сергеевна после небольшого колебания. Базаров наклонил голову. — Вы счастливее меня. Анна Сергеевна вопросительно посмотрела на него. — Как хотите, — продолжала она, — а мне все-таки что-то говорит, что мы сошлись недаром, что мы будем хорошими друзьями. Я уверена, что ваша эта, как бы сказать, ваша напряженность, сдержанность исчезнет наконец? — А вы заметили во мне сдержанность... как вы еще выразились... напряженность? — Да. Базаров встал и подошел к окну. — И вы желали бы знать причину этой сдержанности, вы желали бы знать, что во мне происходит? — Да, — повторила Одинцова с каким-то, ей еще непонятным, испугом. — И вы не рассердитесь? — Нет. — Нет? — Базаров стоял к ней спиною. — Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно... Вот чего вы добились. Одинцова протянула вперед обе руки, а Базаров уперся лбом в стекло окна. Он задыхался; все тело его видимо трепетало. Но это было не трепетание юношеской робости, не сладкий ужас первого признания овладел им: это страсть в нем билась, сильная и тяжелая — страсть, похожая на злобу и, быть может, сродни ей... Одинцовой стало и страшно и жалко его. — Евгений Васильич, — проговорила она, и невольная нежность зазвенела в ее голосе. Он быстро обернулся, бросил на нее пожирающий взор — и, схватив ее обе руки, внезапно привлек ее к себе на грудь. Она не тотчас освободилась из его объятий; но мгновенье спустя она уже стояла далеко в углу и глядела оттуда на Базарова. Он рванулся к ней... — Вы меня не поняли, — прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула... Базаров закусил губы и вышел. Полчаса спустя служанка подала Анне Сергеевне записку от Базарова; она состояла из одной только строчки: «Должен ли я сегодня уехать — или могу остаться до завтра?» — «Зачем уезжать? Я вас не понимала — вы меня не поняли», — ответила ему Анна Сергеевна, а сама подумала: «Я и себя не понимала». Она до обеда не показывалась и все ходила взад и вперед по своей комнате, заложив руки назад, изредка останавливаясь то перед окном, то перед зеркалом, и медленно проводила платком по шее, на которой ей все чудилось горячее пятно. Она спрашивала себя, что заставляло ее «добиваться», по выражению Базарова, его откровенности, и не подозревала ли она чего-нибудь... «Я виновата, — промолвила она вслух, — но я это не могла предвидеть». Она задумывалась и краснела, вспоминая почти зверское лицо Базарова, когда он бросился к ней... «Или?» — произнесла она вдруг, и остановилась, и тряхнула кудрями... Она увидала себя в зеркале; ее назад закинутая голова с таинственною улыбкой на полузакрытых, полураскрытых глазах и губах, казалось, говорила ей в этот миг что-то такое, от чего она сама смутилась... «Нет, — решила она наконец, — Бог знает, куда бы это повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете». Ее спокойствие не было потрясено; но она опечалилась и даже всплакнула раз, сама не зная отчего, только не от нанесенного оскорбления. Она не чувствовала себя оскорбленною: она скорее чувствовала себя виноватою. Под влиянием различных смутных чувств, сознания уходящей жизни, желания новизны она заставила себя дойти до известной черты, заставила себя заглянуть за нее — и увидала за ней даже не бездну, а пустоту... или безобразие.

    Роман “Отцы и дети” был написан в 1861 году. Его жанр можно определить как социально-психологический роман. В этом произведении рассматриваются важные социальные проблемы второй половины 19 века, волновавшие Тургенева.
    В центр своего романа писатель ставит нигилиста Базарова и на его примере рассматривает, что есть нигилизм, каковы его последователи. Кроме того, Тургенев открыто высказывает свою точку зрение на это общественно-социальное явление.
    Помимо этого, роман освещает вечные проблемы, волновавшие мировую литературу во все времена. Писатель в своем произведении затрагивает тему любви, дружбы, семьи, взаимоотношений родителей и детей, а также вообще разных поколений.
    В 18 главе “Отцов и детей” описана сцена объяснения Базарова с Одинцовой. Евгений Базаров, как известно, отвергал все платонические чувства. В отношениях между мужчиной и женщиной он признавал лишь физиологию. И, что важно, себя герой считал сильным человеком, которым не способна завладеть любовь. Однако натура человеческая везде одинакова. Любовь – основополагающее чувство, говорит Тургенев. И ей, как известно, “все возрасты покорны”.
    Писатель проводит своего героя через испытания, чтобы проявить его натуру и развенчать его нигилистические убеждения. Самым важным и ответственным для Базарова является испытание любовью, его чувство к Анне Сергеевне Одинцовой.
    В 18 главе Одинцова первая заводит разговор с Базаровым. Ей интересно понять, чем живет Базаров, что его занимает, что он за человек. Анна Сергеевна видит в нем большие возможности и перспективы. Затем постепенно она выводит Базарова на откровенный разговор. Наконец герой решается и признается этой женщине в любви: “Так знайте же, что я люблю вас, глупо, безумно… Вот чего вы добились”.
    Любовь Базарова была, так же, как и вся его натура, “сильной и тяжелой”. Автор замечает, что эта страсть билась в герое и напоминала злобу. На кого же злился Базаров? Мне кажется, что в какой-то степени на Одинцову, вынудившую у него признание. Но в большей степени Евгений Васильевич злится на себя. Он мнил себя сверхчеловеком, а оказался самым обыкновенным, “слабым”. Он, так же, как и все, влюбился в женщину, влюбился сильно, безудержно, надолго. Эта любовь опровергла все представления Базарова и о себе, и о человеческой натуре и даже о нигилизме.
    А что же Одинцова? Автор пишет, что после признания ей “стало и страшно и жалко его”. Но героиня испытывает к Базарову какие-то чувства, похожие на влюбленность. Тургенев дает нам понять это по отдельным деталям: Анна Сергеевна не сразу высвободилась из объятий Базарова, в ее голове звучала “невольная нежность”. Но прагматичная натура и страх взяли верх над этой женщиной. Она отвергла Базарова: “- Вы меня не поняли, – прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула… Базаров закусил губы и вышел”.
    Интересно, что до этого случая сама Одинцова не подозревала о своих чувствах к герою: “…а сама подумала: “Я и себя не понимала”. После, на следующий день, Одинцова пыталась анализировать свои чувства. Она пыталась убедить себя, что ничего не подозревала и не хотела. Но… не могла. Ее выдавала улыбка и томный взгляд полузакрытых глаз.
    Каков же итог размышлений и раздумий героини? Она подумала и решила, что спокойствие для нее все-таки дороже всего: “Нет, – решила она наконец, – Бог знает, куда бы это повело, этим нельзя шутить, спокойствие все-таки лучше всего на свете”. Молодая и неординарная натура этой героини стремится к любви, к новым ощущениям, к полноценной жизни. Но что-то ее постоянно останавливает. Именно из-за своей осторожности она и не может почувствовать себя счастливой. Потому что, дойдя до определенной черты, сразу идет на попятный, боится отдаться чувствам. К ее беде, Одинцова видит за этой чертой только “пустоту” и, что еще хуже, “безобразие”.
    Для обрисовки поведения и чувств своих героев Тургенев использует целый ряд художественных приемов. Это, прежде всего, художественная деталь (в поведении Одинцовой и Базарова). Кроме того, здесь искусно используется прием диалога и внутреннего монолога, а также авторские комментарии.
    Данный эпизод очень важен в структуре всего романа. Он показывает финальный этап испытания Базарова любовью, показывает крушение его иллюзий и теорий. Кроме того, этот эпизод очень точно обрисовывает характер Анны Сергеевны Одинцовой, проявляет суть ее натуры и показывает причину, по которой эта неординарная женщина все-таки остается несчастной. По мнению Тургенева, люди, боящиеся жить, боящиеся любви, никогда не будут счастливыми.

    (Пока оценок нет)


    Другие сочинения:

    1. Роман И. С. Тургенева “Отцы и дети”, увидевший свет в 1862 году, вызвал вокруг себя небывалую полемику. Это неудивительно: писатель показал в романе перелом общественного сознания России, появление в ней новых сил. Особенно сильные споры велись вокруг центральной фигуры романа Read More ......
    2. К работе над романом Тургенев приступил в начале августа 1860 года, а закончил его в июле 1861. Появился роман в февральской книге журнала “Русский вестник” за 1862 год. “Отцы и дети” – произведение, отразившее целый этап в историческом развитии России Read More ......
    3. В романе “Отцы и дети” Тургенев показывает не только идеологические споры, но и изображает героев влюбленных, героев, которые любят, женятся, живут вместе. Основной конфликт между Базаровым и “отцами” заключается в выборе жизненного пути и образа мыслей. Главный герой отрицает чувства, Read More ......
    4. На протяжении всего романа “Отцы и дети” И. А. Тургенев планомерно проводит главного героя – Евгения Базарова – через многие испытания, развенчивающие его нигилистическую теорию. Самым серьезным и болезненным для героя стало “испытание любовью”, которое перевернуло всю его жизнь, заставило Read More ......
    5. Показав в своем романе “Отцы и дети” тип нового героя демократа-разночинца, материалиста и нигилиста Базарова, И. С. Тургенев показывает и то, что, как любой думающий человек, герой не может оставаться на одних и тех же позициях при различных обстоятельствах своей Read More ......
    6. Роман Тургенева “Отцы и дети” открывается приездом Аркадия Кирсанова вместе со своим “приятелем” Базаровым в поместье Кирсановых – Марьино. Друзей встречает отец Аркадия – Николай Петрович. Он не видел сына уже давно – его Аркаша возвращается после учебы в университете Read More ......
    7. Роман “Отцы и дети” после публикации стал предметом ожесточенных споров и приобрел мировую известность. Скорее всего это произошло из-за того, что “чуткая рука художника нащупала больное место общества, обнажила явление, бессознательно волновавшее всех, но еще никем не формулированное ясно”. Этот Read More ......
    8. Главным героем романа И. С. Тургенева “Отцы и дети” является молодой нигилист Евгений Базаров. На страницах своего произведения автор подробно излагает взгляды этого человека, всесторонне освещает его характер – таким образом Тургенев изучает новое явление под названием “нигилизм”, захватившее Россию Read More ......
    Анализ эпизода 18-ой главы романа И. С. Тургенева “Отцы и дети”

    Похожие статьи